— Они контрактники, Коль.

— Ну и че? И я контрактником стану.

— Тебе что, нравится здесь?

— Нравится не нравится, не в том дело. Пацаны они геройские, и служба боевая, без всяких выкрутасов. Такому научишься, на гражданку придешь — орлом ходить будешь, ни одна падла не заденет. Их всему учат. И в бой идут видел как? Без базара. За это и платят им. Я у одного из них спросил как–то: сколько они получают? Он сказал, у меня аж глаза навыкат, знаешь, какие бабки? Пять тыщ «зеленых», так и сказал, зуб даю. Это значит пять тыщ долларов в месяц, прикидываешь? Да еще приплачивают за каждого духа. Тут за год можно так заработать, что в деревне у нас всем скопом никогда не заработаешь.

— И ты поверил? Купили же тебя. Не платят им столько.

— А ты знаешь? Да? Че молчишь? Вот и то–то, что не знаешь. А мне мозги забивать этому десантнику какой резон?

— Ну ладно. Но и служба у них, сам видишь, не то что у нас. Год этот можно и не прослужить.

— Э-э, наши вон и месяца тут не протянули — по лучили по пуле, и гуд бай. Если думать о том, что можешь ласты склеить, то и жить нечего. Сиди и жди, когда копыта откинешь. Я же тебе сколько уже примеров приводил? Кому какая судьба, понял? А убьют в бою, то и черт с ним, я‑то этого не почувствую. Умирать все один когда–никогда, а придется, вечных еще не было на свете, только в кино. Так что, Кость, что бы ты ни бакланил, а я этот вопрос перетру как–нибудь с их капитаном. Мужик он, сразу видать, с понятием. Мне в казарму, в часть желания особого нет. Че я там забыл? На тумбочке этой гребаной торчать? И орать, как клиент дурдома: «Дежурный по роте, на выход», когда какой–нибудь чухан, вроде нашего лейтенанта, будет туда–сюда шастать? И твердить, как попугай длинноклювый: «Подтяни ремень, обезьяна»? Нет уж, мне такой расклад без кайфа.

— Эх, Коля, Коля, отсюда еще вернуться надо. Видишь, что вокруг что–то затевается?

Подошел Гольдин. За время пребывания в Чечне гонор его заметно поубавился, и солдат он особо не доставал. Проходя через позицию недавно погибших сослуживцев, сержант невольно пригнулся.

— Ну чего разбазарились? Ветров, кто разрешал оставить позицию? Вы на войне или как? — копировал Гольдин лейтенанта Лузгина.

— А кому ты кланялся, Голь? — вопросом ответил задруга Николай, который уже привык вести себя вызывающе с теми, от кого мог ожидать неприятностей. — Снайперов давно уже перебили, или че, по привычке?

— Пошел ты… — Гольдин повернулся и ушел.

— Понял? Как я на него удила накинул? Знает теперь свое место. Я ему, козлу, сортира, когда тебя били, в жизнь не прощу. Тоже командир нашелся. Как пацанов завалили, побледнел как смерть, он тут рядом тогда тусовался. Перессал, короче.

— Можно подумать, ты — нет?

— Я виду не показал, поэтому никто ничего не может мне предъявить.

Ребята покурили, и Костя вернулся к себе.

Колонна «БМП-2», заранее предупрежденная об опасности, исходящей от аула возле высот, обошла его стороной и к 15.00 встала на дальних подступах, со стороны заминированной балки, остановленная по связи Дорониным. По минному проходу навстречу вышла боевая машина десанта и провела взвод «БМП» на позиции.

Старшим прибывшей группы являлся капитан, по военным меркам, в годах. Ему было на вид лет под сорок. Очевидно, к карьеристам он отношения не имел, но службу продолжал, имея, наверное, свои веские причины.

— Капитан Ланевский Георгий, — представился он подошедшим Доронину и Егорову, — в настоящий момент командир взвода.

— Ну, скорее уж командующий взводом, — пошутил Валера, — в твои годы оставаться взводным — это поступок.

— Здесь ты, капитан, прав. В армии, наверное, больше командиров полков, чем взводных в тридцать семь лет. Ну да это вопрос второстепенный и личный. Принимайте груз и грузите свой. На все про все у нас не более часа.

— Торопишься, капитан?

— Извини, друг, регламент не я устанавливал. Из десантных отсеков появился прапорщик Мамедов, с ним еще один прапорщик–артиллерист, два сержанта–контрактника с большими санитарными сумками и лейтенант–медик. Доронин был рад прибытию Мамедова.

— Рад видеть тебя, Акиф! Ты здесь нужен.

— Знаю, командир. Учитывая обстановку, о которой вы докладывали в штаб, принял решение и добился получения большего количества боеприпасов. Немного пришлось сэкономить на продовольствии, но думаю, что патроны и гранаты здесь нужнее тушенки.

— Правильно сделал. С тобой, как понимаю, санчасть и корректировщик?

— Так точно!

Подошли остальные прибывшие.

— Лейтенант медицинской службы Молодцов Евгений Петрович, со мной два санинструктора. Раненые на настоящий момент есть?

— Один. На КНП.

— Кто убит из наших, командир? — спросил прапорщик.

Доронин назвал фамилии.

— Совсем молодые, из последнего призыва. — Мамедов выругался на своем языке. — У десанта тоже потери?

— И у них двое.

— Дела-а. А со стороны вроде все тихо, солнце светит, птички поют! Я слышал, тревожная тут обстановка, командир?

— Потом объясню. Принимай командование, бери людей — разгружай машины. А вас, товарищи медики, и вас, товарищ прапорщик, прошу пройти на командный пункт. Расположитесь пока там. В дальнейшем определимся.

Егоров между тем разговаривал с капитаном, к которому проникся симпатией. Тот осмотрелся.

— Слышал, горячо тут у вас было?

— С утра да, пришлось пережить немало неприятных мгновений.

— Людей много потерял?

— Четверых. Вместе с ротой.

— А чехов сколько уделали?

— По общим подсчетам — около шестидесяти, плюс рейд тут один организовали, где завалили Хабиба, там еще около тридцати.

— Неплохая статистика, капитан. Четверо против сотни, почти сотни.

— Согласен. Неплохая. Но это не показатель. Почти всех положили из засады. Чехи, по большому счету, не знали о нас. Теперь все изменилось. Они знают о нас почти все, мы — практически ничего, только данные захваченных боевиков. И то, что мы знаем, оптимизма не придает, как не придает его и то, что командование нашим данным не верит, считая паникерами. Провели воздушную разведку — и ничего не нашли. Так, мелкие группы в глубине гор.

— Это всегда так. И не то чтобы тебе не верят, а просто сил не хватает. Генералитет посчитал, что зимы в горах боевики не переживут. Либо сами выйдут, либо сдохнут в своих пещерах во имя Аллаха. Не вышли. Я имею в виду крупняк, и не сдохли, а федеральные войска отвели. Как же? Мирный процесс пошел. Жизнь нормализуется. Дивизии, пусть и раздутой до корпуса, вместе со вспомогательными силами, решили, будет достаточно для контроля. Не угадали. Как всегда. Стали вновь собирать войска, а это упущенное время. Вот его–то сейчас и не хватает, а как результат и сил, чтобы, в частности, ваш опорный пункт усилить. Так–то, десант.

— А ты стратег, капитан.

— Зови Жорой. Меня так все в полку зовут, от командира до начальника склада. А насчет стратега, научился за двадцать один год. У меня на счету и Афган, и Приднестровье, и Чечня. Тут хочешь не хочешь, а станешь кое в чем разбираться.

— Слушай, Жор, не в обиду, а чего ты все в капитанах?

— Это отдельная история. Неспокойный я и жопы лизать кому бы то ни было не научился. Ну и еще ряд субъективных причин в придачу. Понял?

— Знакомая картина. Только не проще тебя было из войск выкинуть, чем держать в вечных капитанах?

— Так вместо меня сюда надо кого–то присылать? А зачем? Если есть чудак, согласный здесь без замены обитать?

— А семья?

— Об этом давай не будем. А позиция у вас, Валеpa, ничего. Огневой мощи побольше бы. Твои четыре пушки — хорошо, но для вас мало. Видел я, как сметают такие вот локальные пункты. И, как правило, из–за того, что не хватает им мощи ударить так, чтобы разнести их обкуренную, обколотую «живую» волну вместе с «зеленкой». Хотя были и исключения. Один раз примерно такой же ротный опорный пункт прикрывали всего лишь две установки «Град». Эти «бээмки» так ввалили прямой наводкой по небольшому склону, откуда развернулся солидный отряд чехов, что сровняли все с землей, к чертовой матери. И больше на роту ни одна блядь не полезла. А у вас мощи маловато.